29 января – 108 лет со дня рождения выдающегося эпидемиолога и иммунолога, академика АМН СССР Петра Николаевича Бургасова (29.01.1915 – 26.09.2006). Человек уникальной судьбы, в 2000-х годах он оставался последним из учёных, занимавшихся исследованиями бактериологического оружия в СССР. О таких обычно говорят: «он слишком много знал». А знал и повидал на своём веку Пётр Николаевич действительно немало.
В начале 1950-х его непосредственным начальником был Лаврентий Берия, лично курировавший их секретную спецгруппу. В течение 21 года – с 1965 по 1986 год (на которые пришлись вспышки холеры Эль-Тор в Астрахани, Ростове-на-Дону и Одессе, свердловская эпидемия «сибирской язвы» и несколько других «засекреченных» трагедий) генерал Бургасов был главным государственным санитарным врачом Советского Союза и возглавлял борьбу с этими страшными эпидемиями.
Незадолго до смерти военный медик издал книгу «Я верил…» тиражом всего тысячу экземпляров, в которой открыл многие тайны ХХ века, заодно предупредив человечество о грядущих угрозах.
Тогда же мы встретились с Петром Николаевичем у него на даче и проговорили около пяти часов. 17 лет прошло с тех пор, как академика не стало, а многие его откровения не потеряли своей актуальности до сих пор.
ДАЛ ТЕЛЕГРАММУ: «МОСКВА. КРЕМЛЬ. СТАЛИНУ»
Петр Николаевич медиком стал случайно. Родился он в кузнице советского оружия – Туле. После семилетки закончил местное ФЗУ с самым высоким – седьмым – слесарным разрядом и сразу был назначен бригадиром. Делали охотничьи ружья. Когда встал вопрос о повышении квалификации, они с приятелем, недолго думая, отнесли свои документы на четвёртый курс рабфака Индустриального института.
Пришли сдавать экзамены, а им говорят: «1915 года рождения? Не проходите по возрасту». Что делать? Целый год терять жалко. И тогда парни пошли на хитрость: капнули уксусную эссенцию в свои метрики, вместо «пят» написали «четыр», то есть на год стали «старше». Но поскольку в приёмной индустриального их уже знали, оставался единственный вариант – рабфак Второго медицинского института. Сдали все экзамены на пятёрки и поступили.
После окончания рабфака Бургасов поступил на врачебно-физкультурный факультет Московского мединститута, который закончил в 1938 году с отличием. Но и дальше жизнь продолжала преподносить сюрпризы, испытывать на прочность. В Туле арестовали его брата. Как только об этом стало известно, молодому медику завернули заявление о приёме в партию, отказались брать на работу… Вдруг вызывают в ЦК. Он приехал, заполнил анкету – пять строчек биографии. В конце приписал: «Арестован брат». В ответ услышал: «А мы это знаем. Тем не менее, предлагаем вам, товарищ Бургасов, поступить в аспирантуру».
«А я, честно говоря, вообще никогда не думал об аспирантуре, – рассказывал Пётр Николаевич. – Был готов поехать врачом в любую глубинку – на Колыму, на Камчатку, к черту на кулички… Спрашиваю: «А по какой специальности?» – «По микробиологии». Я засмеялся: «Что вы! Ещё по хирургии, куда ни шло». В ответ начальник отдела кадров ЦК Трапезников говорит: «У вас по микробиологии пятёрка стоит. А заведующий кафедрой Кричевский, который ставил вам эту оценку, арестован. Если завтра всех будут арестовывать и не будут никого готовить, кто будет двигать вперёд советскую микробиологию?!» И добавляет: «Напрасно вы упорствуете, в ЦК этот вопрос уже решён положительно».
Так Бургасов стал аспирантом Всесоюзного института экспериментальной медицины имени Горького, попал в отдел так называемых “особо опасных инфекций”– чумы, холеры, оспы. Едва успел закончить аспирантуру, началась Финская кампания. Бургасова вызвали в райком. «Знаем, что вы спортсмен. Сформирован 72-й отдельный лыжный комсомольско-добровольческий батальон, и там нет врача. Вы согласны?» «Согласен».
Позже генерал вспоминал: «1940 год. Заканчивается финская, выходит постановление за подписью Сталина: “Всех добровольцев отпустить по домам”. А меня аттестовали, повесили «шпалу» военврача третьего ранга и отправили в полк под Псков – начальником санитарной службы. Куда я только не писал, даже в ЦК, мне отвечают: «Вы ещё нужны в армии». Помню, однажды иду мимо почты и думаю: дай-ка в Москву телеграмму дам. Беру бланк, пишу: «Москва. Кремль. Сталину. Меня в нарушение вашего постановления держат в полку. Прошу вашего решения». Начальник почты ни в какую, перепугался насмерть: «Ты что – сумасшедший?» Еле я его уговорил… Самое удивительное, что через одиннадцать дней на имя командира приходит телеграмма: «Немедленно освободить товарища Бургасова от занимаемой должности. Доложить причины задержки добровольца». Подпись: «Сталин»
ЭПИДЕМИОЛОГОМ СДЕЛАЛА… ВОШЬ
Во время Великой Отечественной 26-летнего Петра Бургасова назначили главным эпидемиологом 59-й армии Волховского фронта. По его словам, во время войны массовых эпидемий не было. В первую очередь, благодаря прививкам. Больше всего боялись, что немцы будут использовать в военных целях возбудитель чумы и усиленно к этому готовились: на всякий случай прививали армию противочумной вакциной. Но, к счастью, худшие опасения не оправдались.
Чуть позже, когда учёный стал заниматься бактериологическим оружием по существу, выяснилось, что возбудитель чумы использовать как оружие вообще очень трудно – он слишком чувствителен к внешней среде.
Пётр Бургасов вспоминал о фронтовых буднях:
«Эпидемия» на фронте была одна – высокая смертность, она косила посильнее любой чумы. Из нескольких только что прибывших на фронт дивизий через три дня боёв оставалась лишь треть личного состава. Поэтому если какая-то зараза-инфекция и заносилась, она просто не успевала распространиться.
А знаете, что было самое страшное на войне с точки зрения медицины? Не поверите! Вши! Я никогда не знал особенности этого паразита (к слову – он основной источник распространения сыпного тифа!). Оказывается, стоит выписавшемуся из госпиталя, вымытому, одетому во все чистое обмундирование бойцу сесть в вагон поезда, в котором едут не мывшиеся неделями солдаты, через час все вошки вагона соберутся на нём и только на нём. Это невероятный паразит! Он мгновенно покидает больного или грязного человека и переползает на чистого и здорового.
Вот представьте: приходит эшелон, всё грязное бельё сваливают в один угол, а в метрах пяти складывают чистое бельё из прачечной. Стоит вам через час пройти между этими двумя точками, вши аж хрустят под ногами – они с грязного бельё перебегают на всё чистое. Как они чувствуют?! Потрясающе! Так что когда меня спрашивают, как я стал эпидемиологом, я всегда отвечаю: «Вошь меня сделала!» Я во время войны стал бороться со вшивостью и, видимо, добился больших успехов».
КАК БУРГАСОВ СПАС ОТ СМЕРТИ ГЕОРГИЯ ВИЦИНА
В июне 1946-го в жизни Петра Николаевича случился ещё один примечательный эпизод, на этот раз не имеющий отношения к науке, о котором мало кто знает. Отдыхая на подмосковной речке Клязьме, он вдруг услышал дикий крик о помощи. Не раздумывая бросился спасать и вытащил из воды человека, который уже пошёл ко дну. Сам чуть не утонул…
Вот как он это описывал в своей книге: «С превеликим трудом я его вытащил на берег, положил на живот, из него пошла вода… И тут спускаются с пригорка две женщины, тормошат его. Он очнулся, приговаривает: «Целуйте его, целуйте – он меня спас!» Одна из женщин говорит: «Знаете, кого вы спасли? Вы спасли будущего великого артиста!» И называет фамилию – Вицин».
…В апреле 1950 года эпидемиолога Бургасова перевели на работу в Совет Министров. Там под началом Лаврентия Берии создавалась специальная секретная группа, занимавшаяся исследованиями в области всех видов оружия массового поражения. Бургасов отвечал за бактериологическое оружие. Учёные обобщали все добытые разведкой материалы – над чем работает Америка, Англия… Ежемесячно Пётр Николаевич каллиграфическим почерком записывал в два красных тиснёных блокнота, какие разработки ведутся в СССР и в мире и каковы прогнозы наших ученых. Один блокнот был у Сталина, другой – у Берии. От всех остальных информация была строжайше засекречена.
«Мы фактически подчинялись Лаврентию Павловичу Берии. Я встречался с ним по три-четыре раза в неделю… Пока его не убили».
«ЛАВРЕНТИЯ БЕРИЮ УБИЛИ БЕЗ СУДА И СЛЕДСТВИЯ, ПРИЧЕМ – ЗВЕРСКИ»
В своей книге и в нашем с ним интервью генерал Бургасов утверждал, что считает своим долгом открыть правду об убийстве Берии. Не о расстреле, а именно об убийстве.
Как? Он не знал официальной версии? Разумеется, знал прекрасно. Она такова. Якобы 26 июня 1953 года во время совещания Совета Министров СССР Лаврентия Берию арестовала группа генералов во главе с маршалом Жуковым. 23 декабря того же года его судили (есть стенограмма Специального судебного Присутствия Верховного суда СССР под председательством маршала И. С. Конева с «последним словом Берии»), приговорили к «высшей мере». И в тот же день в бункере штаба Московского военного округа расстреляли, а тело сожгли в печи 1-го Московского (Донского) крематория.
Пётр Николаевич подобный сценарий отрицал категорически. Значит, были на то веские основания. Какие? Во время нашего интервью он жёстко сказал: «Более 50 лет я живу с ощущением, что сначала свершилось беззаконие, затем всем нам подло соврали, а факты сфальсифицировали. Ни у меня, ни у моих коллег все эти годы не было никаких сомнений, что Берию убили. Причём убили зверски, без суда и следствия во время ареста в его особняке на Малой Никитской улице, и этому были свидетели. Правда, сейчас я, пожалуй, остался единственным свидетелем тех трагических событий. И прожив долгую, трудную и содержательную жизнь, я не могу уйти в «потусторонний мир», унеся «тайну» этого убийства».
Вот что рассказывал академик Бургасов:
«26 июня 1953 года примерно в три дня у нас в отделе появился сын Лаврентия Павловича Серго, и зашёл в кабинет Ванникова (Борис Львович Ванников – начальник Первого главного управления при СНК СССР, руководитель «атомного проекта». – авт.). Помню, я удивился. Во-первых, инженер-полковник Серго Берия – он занимался ядерным оружием и космосом – раньше никогда не появлялся днём. Младший Берия и академик Курчатов (которые, как мне казалось, были неразлучными друзьями) посещали спецгруппу регулярно в час-два ночи, не раньше, а потом также исчезали – чтобы успеть на доклад к Сталину, который уезжал из Кремля ровно в три. Позже я зашёл к Ванникову, чтобы выяснить необычную ситуацию. Тот сидел мрачный, обхватив голову руками. Потом прошептал: «Случилось большое несчастье. Несколько часов назад в своей московской квартире прямо в кабинете расстрелян Лаврентий Павлович!»
Оказывается, днём Берии-младшему позвонил его знакомый лётчик и сообщил: за оградой особняка на Малой Никитской стоят военные машины, а по территории ходят автоматчики. Ванников с Серго тут же поехали туда: действительно – двор полон военных. Один из офицеров рассказал, что полчаса назад из дома на носилках вынесли труп, закрытый плащ-палаткой. Пальба была такая, что все стёкла в кабинете Берия были выбиты…»
По словам генерала, в этот день 26 июня 1953 года в Москве стояла тихая солнечная погода. У Спасских ворот, при входе в Кремль, как и в корпусах, где располагались их комнаты и кабинет Берии, стояли те же часовые, которых они хорошо знали. На территории Кремля не было никаких пленумов и заседаний, не было арестов с участием маршала Жукова…
Из книги Петра Бургасова «Я верил…»:
«О Берии много написано, сказано, я читал… Да, наверное, было в его, так сказать, анамнезе, что может быть недостойно человека, но я должен сказать, что расстрелять крупного государственного деятеля без суда и следствия можно только от страха перед событиями, которые угрожали многим тогда в правительстве. Я не могу поверить, что у него руки были в крови до такой степени, что требовалась немедленная расправа. Зачем понадобилось Хрущёву врать, обманывать народ и мировую общественность о якобы аресте Лаврентия Павловича, который совершали известные генералы и возглавлявший их Георгий Константинович Жуков, Маршал Советского Союза, признанный военный стратег?
Между прочим, что бы там сегодня ни писали, могу сказать о Берии только самые хорошие слова. С точки зрения порядка мы, наверное, уже никогда не достигнем того, что было при нём. Это был настолько щепетильный и аккуратный человек в решении и исполнении всяких директив, это было что-то невероятное. Это был умнейший и честнейший человек, патриот с большой буквы. Я уж не говорю о том, что именно под его руководством была создана спецгруппа, в итоге создавшая самое мощное бакоружие в мире – невероятное по своей силе».
Кстати, дело Берии самому генералу Бургасову не аукнулось чудом.
«В тот же день, 26 июня 1953 года, – вспоминал Пётр Николаевич, – меня вызвал к себе управляющий делами Совета Министров Помазнев. «В каких отношениях вы находились с Берией?» «Как и вы, – отвечаю, – подчинённый». «Ну вот что, товарищ Бургасов, – сказал Помазнев. – Я вас больше не могу держать в Совете Министров». Я до сих пор уверен, что во многом благодаря той отставке и сохранил себе жизнь».
Через несколько дней Бургасова назначили начальником первого отдела Седьмого управления Генштаба. А уже в декабре группа ближайших соратников Берии была расстреляна.
Продолжение следует…
Источник: Прикосновения
Views: 62
